Читаем без скачивания Короли Италии (888–862 гг.) - Джина Фазоли

Ослепление соперника было варварским обычаем Каролингов: всем известна печальная судьба Бернарда, короля Италии, который поднял мятеж против своего дяди, Людовика Благочестивого, и был ослеплен так неумело, что спустя три дня скончался. Беренгарий во многих случаях был милосердным, однако не нужно забывать о том, что Людовик вернулся в Италию, нарушив данную им клятву. Беренгарий жестоко расправился с Иоанном Браккакуртой, веронцем и сторонником Людовика, который попытался спрятаться на колокольне, но был схвачен, осужден и казнен на главной городской площади; жестоко наказал он и графа Сигифреда, преследуя его вплоть до самого последнего прибежища. Все это позволяет предположить, что и с Людовиком Беренгарий вполне сознательно обошелся столь сурово. Неизвестный поэт пытался снять со своего господина ответственность за этот жестокий поступок, что вполне понятно. Что же касается Лиутпранда, его рассказ восходит к фольклорному поэтическому сочинению, которое было проникнуто жалостью к молодому императору. По всей видимости, в нем проводилась параллель между участью императора и гибелью самого Беренгария, который был убит на пороге той самой церкви, где схватили и ослепили Людовика[12].

В первом и, возможно, во втором походе Людовика участвовал Гуго Вьеннский, будущий король Италии. Он родился в Лотарингии, между 880 и 881 годом от второго брака графа Тибо с Бертой, дочерью Лотаря II Лотарингского и Вальдрады. В 885 году вместе с матерью, братом Бозоном и сестрами Тевтбергой и Эрменгардой Гуго последовал за отцом в Прованс и в 899 году унаследовал его титул и полномочия графа Вьеннского[13].

Насколько известно, тогда Гуго не был значительной фигурой. Однако его острый ум, позже проявившийся в полную силу, позволил ему сделать правильные выводы из того, что происходило в походах, а также из дальнейших событий, в которых его мать, сочетавшаяся вторым браком с Адальбертом Тосканским, сыграла решающую роль.

Очевидно, первой и самой серьезной ошибкой Людовика было то, что он полностью доверился итальянским сеньорам. Жителей Прованса, которых он повел за собой, было очень мало; из них лишь Адалельм, граф Валансьенский, графы Ротерий, Роббальд и Лиуфред, канцлер Арнульф, епископ Исаак Гренобльский оставили след в истории.

Людовик не сумел поставить преданных ему людей на места тех сановников, чьи полномочия были столь обширными, что приглашенный и избранный ими император тотчас же оказался в их власти. И как только он им надоел, они предали его и вернулись к Беренгарию[14].

Кроме того, Людовик переоценил значимость императорского титула и поддержку со стороны духовенства. Безусловно, этот фактор был немаловажным, и именно служители Церкви поспособствовали укреплению власти Гвидо и Ламберта, но оба эти короля черпали средства и набирали людей в их старинном герцогстве, а также доказали, что достаточно сильны и могут выстоять самостоятельно. Людовику всего этого недоставало: людей, денежных средств.

Эти, а также другие выводы должен был сделать граф Гуго, который знал о происходивших тогда событиях и о тех, кто их спровоцировал, гораздо больше, чем мы теперь, и мог бы употребить их себе на пользу, став первым человеком, научившимся на ошибках других.

Гуго был ближайшим родственником Людовика III в Провансе. Благодаря этому обстоятельству, а также своим личным качествам он стал главным человеком в королевстве, когда император вернулся на родину слепым и непопулярным.

Авторитет Гуго рос в ущерб интересам графа Тевберта, который с 890 по 908 год выполнял функции маркграфа Прованского, хотя и не носил такой титул. Титул и полномочия маркграфа король передал своему фавориту: Гуго, граф Вьеннский, стал именоваться также герцогом и маркграфом, сохранив эти титулы до самой смерти; и он неизменно упоминал их во всех документах, закрепив этот обычай как протокольную норму.

Будучи маркграфом Вьеннским и герцогом Прованским, Гуго пользовался своей властью на всей территории королевства: он ходатайствовал перед Людовиком III обо всех делах подвластных ему графств, в которых он правил лично, а также возглавлял оборону от сарацин[15].

Если за пределами Прованса Гуго называли «графом Арелатским или Прованским» (Arelatensium seu Provincialium comes), то в Провансе о нем говорили, как об «именитом маркграфе, который правил государством при императоре Людовике» (inclitus marchio qui rempublicam sub Ludovico imperatore regebat). Располагая воистину королевской властью, Гуго покровительствовал своим родственникам, которые немало сделали для его возвышения. Так, его брат Бозон стал графом Везона и Авиньона, его племянник Манассия — архиепископом Арля. Неудивительно, что и себе и своему брату он выбрал жен тоже в соответствии с политическими соображениями.

Когда расстроились планы Людовика Прованского взять в жены византийскую принцессу, он сочетался браком (точная дата заключения которого неизвестна) с Аделаидой, дочерью Бургундского короля Рудольфа I, очевидно стремясь к укреплению добрососедских отношений. Бозон женился на сестре новобрачной Вилле, а Гуго поспешил предложить руку и сердце королеве-матери, которую тоже звали Виллой, как только она стала вдовой Рудольфа I (912–913 гг.).

Конечно, союз с династией бургундских королей обещал стать весьма выгодным для прованских молодоженов, и Гуго, взявший в жены овдовевшую королеву, которая была гораздо старше его, по всей видимости, не был самым непритязательным из всех троих. Он явно надеялся на то, что в скором времени станет опекуном наследника Бургундского королевства, Рудольфа II, которому было 8 (или 10) лет. Можно представить себе, какие выгоды могло принести это опекунство маркграфу Вьеннскому, не привыкшему мучиться угрызениями совести. Однако Гуго ждало разочарование, поскольку вскоре королева Вилла умерла на его руках и об опекунстве более никто не заговаривал[16].

Примерно в это же время Гуго решился на другую авантюру, которая тоже завершилась неудачей и чуть не стоила ему жизни.

Огромной власти в Провансе ему не хватало; было очевидно, что Гуго хотел править от собственного имени. Неудачное завершение первого похода Людовика III в Италию и кошмарный исход второго нисколько не смутили Гуго. Он сам решил стать итальянским королем, опираясь на более или менее тесные связи, которые Людовик сохранил с некоторыми итальянскими сеньорами, и на поддержку своих родственников в Тоскане, невзирая на то, что обстоятельства не были достаточно благоприятными.

В то время когда Гуго стремительно поднимался вверх по иерархической лестнице в Провансе, Беренгарий спокойно правил в Италии.

Среди тех, кто примкнул к числу сторонников Людовика III во время его первого похода, а затем вернулся в окружение Беренгария, Петр, епископ Реджо, оказался в наиболее выгодном положении. С 902 по 913 год этот епископ пользовался особым расположением короля и ходатайствовал перед ним за других. Сигифред, граф Пьяченцы и граф дворца Беренгария, сохранил свои привилегии, перейдя на сторону Людовика III, который дал ему титул маркграфа (неизвестно, какой области). Позже Сигифред примирился с Беренгарием и, хотя и потерял маркграфский титул, продолжал оставаться графом Пьяченцы и графом дворца. Возможно, желание вернуть себе маркграфство заставило его вторично переметнуться к Людовику, и на этот раз Беренгарий его не простил.

Епископ Брешианский, Ардинг, потомок Суппонидов, двоюродный брат Людовика III и шурин Беренгария, в 900 году примкнул к лагерю кузена, но затем примирился с шурином, стал архиканцлером в 903-м и остался верен Беренгарию в кризисном 905 году.

На политической арене, заменяя умерших или смещенных, рядом с уже известными персонажами появлялись новые люди, выказавшие наибольшую преданность правителю.

В Итальянском королевстве царило спокойствие. Как уже говорилось, для того чтобы привлечь на свою сторону Адальберта Иврейского, Беренгарий отдал ему в жены свою дочь Гизлу. У Беренгария не было сыновей, и этот брак сделал из маркграфа возможного наследника престола. Предполагалось, что он сможет достойно защитить западную границу королевства, несмотря на измену, на которую он пошел в 905 году.

Заключенное с венграми перемирие являлось, по крайней мере, временной гарантией спокойствия на восточной границе, и, чтобы обезопасить страну от их новых набегов, король отдал приказ о начале строительства крепостных стен и замков[17].

С тех пор как умер Арнульф, ничто не угрожало северным границам королевства. Людовик Дитя и Конрад Франконский{12} были вынуждены бросить все свои скромные силы на борьбу с венграми, славянами, мятежными феодалами и не отваживались напасть на Италию.

С Адальбертом Тосканским, который после первого отступления Людовика из Италии примирился с Беренгарием, а затем оказался главным виновником вторичного вторжения короля Прованса, Беренгарий был холоден, но вежлив. Маркграф возглавлял судебные собрания от королевского имени, но власть короля на землях, подвластных маркграфу, была чисто номинальной: за все те годы он не выпустил ни единой грамоты, касающейся Тосканы.